Размышления на «костях» старых автомобилей
В московском квартале Люблино недавно отыскали пространство, густо заставленное старыми автомобилями разных стран и разных же времен. Машин на этой свалке – больше двух сотен. Глядя на них, можно смотреть, удивляться, вспоминать. Это – минувшая железная жизнь, застывшая история. И - щемящая ностальгия.
Кладбище людей – мрамор, чугун, дерево. Отпечатки лиц – цифры между черточкой: был, была. Кресты, скрипящие под ветром. Протоптанные дорожки, ссохшиеся цветы. Скамеечки, столики, решетки, ограды. И – пронзительная тишина, вечный покой. Все прошло: тем, кто здесь, спешить некуда...
Кладбище автомобилей – ржавые, присыпанные землей корпуса, вросшие в землю колеса, разбитые рули. Разорванная кожа, вырванные дверцы. Когда-то эти машины весело мчали своих седоков, ревели стартерами, взвизгивали тормозами. Они были молоды, веселы, но - устали, состарились, надорвали свое бензиновое сердце. И - заснули. Одни - навсегда, других можно разбудить…
Вот благословленные Сталиным «Победы». Их целый ряд, несколько десятков, они выстроились, как боевые ветераны на свой последний парад. У них вырвали голоса, раскрошили глаза. Но помнят, что на их подушках веселились, горевали, любили. Из динамиков лилась песня: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская земля…» Солнце било в зеркальце, змеилась нитка шоссе…
Неподалеку - «Москвичи» с запаской на спине. Эти машины были голубой мечтой. Впрочем, она иногда сбывалась. Как у товарища на плакате, который радостно машет сберкнижкой: «Накопил и машину купил!» Он возьмет отпуск, поедет в Крым и познакомится с обворожительной красоткой. Или не поедет на Черное море, потому что запричитает жена и заплачут трое детей. Он грустно покатит к теще в Тверскую область за картошкой.
Разноцветные «Волги» - заглохший радостный возглас советского автопрома. Серебристый олень на капоте – как прыжок в новую жизнь. Знак качества, признак достатка, знак престижа. На «Волгах» раскатывали большие люди: секретари райкомов, директора заводов, милицейские начальники, знаменитые ученые, артисты, спортсмены.
Одна машина на свалке превратилась в… сад. Салон пророс кустами, цветами, зелень выглядывает из мотора, багажника, окон, нависает над крышей. Такое превращение случилось только с одной машиной. Может, ей стало скучно, и она решила себя развлечь? И заодно порадовать своим экзотическим видом соседей…
Чего здесь только нет! И грузовик ГАЗ-53, и санитарный универсал ГАЗ-24-13, и «Таврия», которой гордилась Украина. В толпу отечественных машин затесались «иностранцы» - микроавтобус Toyota, Volkswagen Beetle, прозванный «Жуком». Рядом - Opel Kadet, неподалеку – Меrsedеs и Citroen 7CV Traction Avant.
Мечущийся взгляд натыкается на развалюху неизвестной марки. Господи, что это за чудо? Такого автомобиля нет ни в одном каталоге, ни в одном проспекте. Оказалось, это – «Валерия», собранная какими-то умельцами. «Дама» со следами было красоты, но о ее ходовых и прочих качествах автору ничего не известно. Но в очередной раз жалость сжимает сердце – прощай, старушка…
К слову, в Советском Союзе были известны и другие самоделки: «Лаура», «Панголина» и даже «Сатана». Так автомобильный народ, так сказать, самовыражался. От привычных «Жигулей» и «Запорожцев» доморощенные Кулибины воротили нос, ходили промысленные, чумазые. Ночи напролет пропадали в гаражах, а потом гордо выкатывали новинку, и все ахали.
Многие самодельные автомобили названы женскими именами. Наверное, неспроста, поскольку были избалованными капризулями. То улыбались, то гневались, заводились с полуслова. Но владельцы их все равно любили…
Так и хочется воскликнуть: «Да это же целый музей раритетов! Отчего же медлят коллекционеры, почему не хватают железных коней под уздцы, и не тащат в свои конюшни?!»
Всему этому ржавому изобилию умельцы могли бы дать вторую жизнь. Но где вы, мастера, почему не торопитесь сюда? Ведь иные модели - последние. Ои уйдут в небытие и останется от них только изображение на старых фотографиях и кадрах кинохроники…
Разбитые, искореженные машины – как нелегкая людская жизнь. Были молодые, здоровые, растили детей. Ходили быстро, уверенно, могли бегом догнать троллейбус или автобус. Но шло время, люди дряхлели, выходили на пенсию. На лице становилось больше морщин и во рту меньше зубов. Болезни одолевали, мысли угнетали. В конце концов, иные шли в дом престарелых. Или их туда загоняли наследники – квартира-то хорошая, просторная…
Так вот, эта свалка – тоже дом престарелых. Но - автомобилей. Их тоже сюда загнали. Но людей иногда навещают, а машины – нет. Ночью они вздрагивают от боли, вскрикивают во сне. Или ворчат своими скрипучими голосами - бессонница одолела, будь она неладна…
Не для причудливой ли фантазии Стивена Кинга эта свалка, похожая на последствия злого урагана? Узрел бы писатель подобную картину, верно, придумал бы очередной рассказ, где реальность густо сплетена с мистикой и фантазией. Он на это дело мастак.
Но я бы не американского Кинга позвал, а нашего Пушкина. И он, оглядев просторы, снова бы вскричал: «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?»
Александру Сергеевичу наверняка приглянулась бы одна из «старушек». Ее бы отремонтировали за государственный счет и презентовали поэту. Он сдал бы на права и разъезжал на раритете по Санкт-Петербургу вместе со своей Натали. Но когда видел на Невском «рено» Дантеса, тотчас бы сворачивал в сторону, чтобы не встретиться с французским повесой и не наговорить ему лишнего. Стар Пушкин, ей-богу, для дуэлей…