Россиянин отправился в Ботсвану, а попал в фильм Тарантино

«Лента.ру» продолжает публиковать путевые заметки российского путешественника Константина Колотова, который отправился в кругосветное путешествие на велосипеде с деревянной рамой. Мы уже рассказывали о пересечении Мавритании — самой бедной и отсталой страны мира, о первых днях в Сенегале, о жизни в двух столицах страны — Сен-Луи и Дакаре, о нападении на напарника Колотова, о пути в Гвинею и встрече там с «черной пантерой», о первых днях в ЮАР и начале новой жизни там, о путешествии в город Дурбан и участии в триатлоне Ironman, об охоте по-африкански, возвращении в ставший ему родным город Веллингтон и первых днях в Намибии. На этот раз речь пойдет о пути в Ботсвану. Предыдущую часть своего повествования я закончил на том, что обещал рассказать вам, как стал Тата-боем — парнем, которого считают своим и в богатых белых, и в беднейших черных районах. Я показал Джеймсу пару моих видео, он был в восторге и попросил снять и смонтировать видео для его рэп-клипа. Для этого ближе к закату мы отправились на автопрогулку по городу и его ближайшим окрестностям. И если по городу ездить на Volkswagen было очень комфортно, то за город на нем проехать нам не удалось. Девушка Джеймса позвонила Маме (именно так, с большой буквы) и попросила приехать ее на пикапе. Через 20 минут приехала Мама. Увидев нас, трех белых парней, первое, что она сказала дочке, было: «Ты покормила парней? Что ты за женщина, это необходимо сделать в первую очередь!» Так что после поездки за город, мы отправились в гости к Маме. Намибия — значительно более безопасная страна по сравнению с ЮАР, и деревня Мамы однозначно более приятная, чем бедновили Южной Африки, но по сути она очень близка к ним. Домики из картона, отсутствие дорог и какого-либо плана застройки, бедность. Мама пригласила нас к себе, чтобы угостить национальной едой. Мы приехали в деревню уже на закате, и для меня это был абсолютно новый опыт. Все это время те, кого я встречал, в том числе и в Намибии, говорили мне, что после заката даже в богатых белых районах гулять нельзя, а уж визит в бедновили в это время — это 100-процентное самоубийство. И вот я оказался в подобном месте, а солнце уже почти село. Местные жители с удивлением смотрели на нас: увидеть здесь белых — что-то за гранью реальности. В течение часа Мама готовила ужин, а мы прогулялись по району. Никакой агрессии в наш адрес я не увидел, лишь удивление. Было очевидно, что Джеймс имеет здесь авторитет, и рядом с ним мне было спокойно. На ужин Мама подала нам кашу из кукурузной муки с грибами и особыми сосисками. После почти трех месяцев в ЮАР, где я в богатых домах даже блины ел с ножом и вилкой, здесь в бедновиле мне было удивительно и непривычно есть руками, а здесь именно так принято. Хотя, казалось бы, там в чистом доме съесть что-то руками не страшно, а здесь в полной антисанитарии лучше пользоваться не вилкой, а китайскими палочками, чтобы отряхивать грязь с еды. За ужином мы обсудили расизм. Джеймс рассказал, что в этой деревне, возможно, никогда не было белых. «Белые — расисты, — сказал он, — они не любят черных. Если белый едет куда-нибудь на машине, то в салоне будет сидеть собака, а черный парень в кузове». Джеймс не любил белых буров (белые фермеры нидерландского происхождения в Южной Африке и Намибии) и считал, что большинство проблем черных из-за них. Так что же такое расизм, задумался я. Ведь и меня регулярно в нем обвиняют за некорректные высказывания. Я считаю, что имею право рассуждать на тему расизма, так как сам прошел или проехал по большей части Африканского континента, ночевал в домах черных людей, ел из одного таза со всей деревней, «с пацанами с района», нашел среди чернокожих поддержку, заботу, женскую симпатию, мужское уважение. Вместе с тем, был неоднократно ограблен, подвергался нападениям, уходил от погони из черных кварталов. Я в Африке уже восемь месяцев, и я максимально открыт и беззащитен перед этим континентом. Так что же мне удалось узнать про расизм и различие рас? Во-первых, что отличие есть. Его не видят только идиоты. Один белый, другой черный, третий желтый. Как это можно не увидеть? Меня часто спрашивают, считаю ли я, что черные более склонны к преступлениям. Отвечаю: нет, я так не думаю. Преступление — это лишь оценка действий. Например, у меня насильно забрали iPhone. В России и в других странах Европы, во многих социальных группах, в том числе в ЮАР, это действие однозначно попадает под определение преступления. Но в черном бедновиле отнять у белого iPhone — это подвиг, который вызывает уважение. Люди в такой среде родились, они это впитали с молоком матери, они с рождения видели, как и чем живет их окружение. У них не было шанса вырваться в иную жизнь и сформировать иные убеждения и ценности (хотя и здесь есть исключения). Я сам большую часть жизни прожил в поселке Березовка Хабаровского края. Поселок основан на месте поселения «химиков» — заключенных, строивших ТЭЦ. В нашем поселке отнять что-нибудь у «заезжего лоха» было почетно и поощрялось обществом. Уверяю вас, попасть в мой поселок, может быть, лишь чуть менее опасно, чем в бедновиль ЮАР или Намибии. Я убежден, что врожденной склонности к преступлениям не бывает. Но у каждой расы, нации, как и у видов животных, есть особенности, которые нельзя не учитывать. Если вы идиот и пытаетесь погладить крокодила, то эта рептилия обязательно откусит вам руку. Она не предрасположена к жестокости, это ее инстинкт. Аналогично, если вы приехали в бедновиль ЮАР или в глухую деревню Гвинеи и там ведете себя как идиот, то будете тут же наказаны. За эти восемь месяцев в Африке у меня появилось много черных друзей, людей, которым я всегда буду рад. Были люди и моложе меня, но в разговоре выражали мысли о свободе и целях в жизни, до которых я еще даже не дорос. Я восхищаюсь и уважаю этих людей. Это не значит, что и в следующем бедновиле я пойду обнимать первого черного парня, далеко нет, я по-прежнему буду держать руку на ноже и постараюсь миновать такое место не останавливаясь. Но если придется драться или даже убить кого-то, защищая себя, то я надеюсь, что сделаю это без ненависти. В Намибии я провел три дня, дольше всего задержался в городе Гобабис. Но пора в путь. На часах 6 утра. Дом, где мы ночевали, очень холодный — в Намибии сейчас зима, и температура ночью опускается до нуля. Я спал в одежде и под одеялом, все местные делают так же. Ровно в том, в чем они ходят в течение дня, в том же они ложатся спать, в том же проводят и следующий день, и следующую неделю, а иногда и следующий месяц. Одежда здесь — не роскошь, она защищает от холода ночью и от солнца днем. По плану сегодня мы должны поймать машину и доехать до границы Намибии и Ботсваны. Мы — это я, Уильям (мой попутчик до Танзании) и Майкл. Но поскольку вчера, как и позавчера и, думаю, всю неделю до этого Майкл пил вино и запивал его пивом, с утра отправляться в путь он отказался. Не берегут в «Корпусе мира» сотрудников: так глубоко погружаться в местную культуру и быт — это настоящее самопожертвование. Майкл — приятный парень, и, вероятно, делает хорошее дело, но я чужд ежедневным возлияниям, поэтому продолжаю путь без него. Светает в 7:30, а без Майкла гулять в темноте по бедным районам я все-таки не готов, поэтому мы с Уильямом дождались рассвета и отправились к дороге ловить машину. До границы 120 километров. Из Гобабиса многие отправляются в Ботсвану, поэтому есть таксисты, которые собирают по четыре человека на машину и за 500 рублей (если на наши деньги) с каждого отвозят всех на границу. Машина набралась минут за тридцать. Нашими попутчиками оказались два экстравагантных черных мужчины лет пятидесяти. Оба высокие под два метра, мощного телосложения, широкоплечие и при этом без лишнего веса. На головах у мужчин элегантные, но поношенные соломенные шляпы, оба в костюмах, тоже уже не новых, но аккуратных, в не менее элегантных шейных платках, черных очках и в пальто. Пальто одного из них заслуживает отдельных слов: зеленое, с крупными золотыми пуговицами в виде советских звезд. Вероятно, оно было частью гуманитарной помощи СССР молодым африканским строителям социализма. Пальто старое, но хорошо сохранившееся. В руках у мужчин были огромные мешки — вероятнее всего палатки и какие-то вещи для кемпинга. Я подумал, что эти двое были вполне в стиле героев фильмов Тарантино. Наши попутчики оказались замбийцами. В дороге «тарантиновцы» подкармливали меня чипсами и в целом показали себя классными ребятами. Я обычно не ем чипсы, но этим отказывать не стал — хотелось чем-то их порадовать. Дорога до границы была идеальная, как и другие основные магистрали Намибии. До места назначения мы добрались за час. Поставили штампы о выезде и прошли на границу Ботсваны. Сразу на входе в здание, где оформляются паспорта, я увидел ящик с бесплатными презервативами. ВИЧ в Африке — это страшная беда, и презервативы раздают бесплатно. Из новостей я узнал, что и в России ситуация последних лет в сфере ВИЧ ухудшается, и что мы, подобно Сенегалу, уже перевалили за порог в один процент зараженных. Подумать только, наши показатели по ВИЧ сравни Сенегалу! Ох, матушка Россия. Россиянам не нужна виза в Ботсвану, поэтому на границе очень приветливые и доброжелательные пограничники лишь поинтересовались, как долго я собираюсь находиться на территории Ботсваны, и, услышав, что всего неделю, с улыбкой поставили штамп в паспорт. Как обычно по прибытии в новую страну, я навел о ней небольшие справки. Ботсвана имеет границы с ЮАР на юге, Намибией на западе и севере, с Замбией на северо-востоке и с Зимбабве на востоке. Около 70 процентов ее территории занимает пустыня Калахари. А еще 18 процентов приходится на национальные парки. Ради посещения этих заповедников и едут в Ботсвану туристы со всего мира. На первый деть в Ботсване наш план был следующим: постараться добраться до города Маун, который в 500 километров от нас, на севере Ботсваны. Маун — туристический городок, куда люди со всего мира приезжают, чтобы переночевать, найти гида или турфирму и отправится в дельту реки Окаванго на сафари. Пока ехали в машине, от «тарантиновцев» я узнал, что в семи километрах от границы есть заправка, от которой в 10:30 отправляется рейсовый автобус в ближайший город, что в 150 километрах. Там можно пересесть на другой междугородний автобус и уже на нем добраться до нужного нам города Маун. Конечно же, можно повысить градус приключений и не пользоваться автобусами, а заняться автостопом, но так мы рискуем не доехать до Мауна сегодня. А ночевать в палатке в Ботсване где-то у дороги — не самая удачная идея из-за большого числа диких животных: слоны (крупнейшая популяция в мире), львы, леопарды, гепарды, шакалы, гиены (бурая и пятнистая), зебры, буйволы, жирафы, разнообразные антилопы (гну, канна, конгони, орикс, большой куду, спрингбок, стенбок, дукеры и другие) и, как всегда, самое опасное из животных — человек. Ботсвана интереса тем, что не гонится за большим потоком туристов, предпочитая количеству качество. Тут обеспечивают хороший по африканским меркам сервис, но и стоит он немало. Так, например, средний номер в отеле обойдется минимум в 50 долларов, а самый дешевый сафари-тур — в 70 долларов в день. Мы с Уильямом вышли за ворота таможни и попытались остановить машину, чтобы проехать те самые семь километров, но попытка не увенчалась успехом. Судя по жестам водителей грузовиков, в салонах машин стоят камеры, и они не могут брать попутчиков, а белые туристы на арендованных, как правило в ЮАР, машинах особого желания подбросить нас не имели. Пришлось воспользоваться услугой местных приграничных таксистов. На заправке мы пересели в автобус, где вновь встретились с «тарантиновцами», и продолжили совместное путешествие. В автобусе мы были единственными белыми, и народ очень доброжелательно нами интересовался. Я же в свою очередь интересовался местными жителями. Больше всего меня поразила женщина с тремя маленьким детьми, но прежде всего — ее платье красивого голубого цвета в цветочек. Оно было пышным, похожим на те, что в XIX веке носили европейские красавицы. На голове у нее была умопомрачительная шляпа под цвет платья, с огромным необычным для современного человека козырьком в форме полумесяца. Позже все те же «тарантиновцы» объяснили мне, что платье символизирует корову. Корову! Вы не ослышались. Здесь в Ботсване корова — символ богатства и процветания. Девушка была очаровательна, да что там, вообще все вокруг меня было прекрасно и очень необычно: девушка в великолепном наряде коровы, «тарантиновцы» в советских пальто, шейных платках и шляпах и на контрасте другие пассажиры в бедной, скромной одежде — и все вместе мы летим в старом автобусе через саванну, а на дорогу иногда выбегают зебры и жирафы. Я уже давно решил, что когда книгу о моем путешествии будут экранизировать, меня должен сыграть Джейсон Стетхем, а теперь еще и понял, что режиссером этой киноленты должен быть Тарантино. Пазл складывается. Автобус довез нас до города Ганзи. Мы вышли на автовокзале и выяснили, что следующий и последний на сегодня автобус до Мауна отходит через 40 минут. Тем лучше. Во время предыдущей посадки в автобус я выяснил, что, несмотря на экономический союз ЮАР, Намибии и Ботсваны, деньги в Ботсване принимают только местные — пулы, каковых у меня, естественно, не было. Поэтому еще на заправке я договорился с одним из пассажиров и поменял все намибийские доллары и южно-африканские рэнды на местные пулы. Курс получился не самый выгодный, но больше мне эти деньги никуда не применить, да и платить за автобусы чем-то надо. У Уильяма же все деньги закончились еще в Намибии, и вплоть до Танзании он теперь полностью на моем обеспечении. Вот тебе и Америка. По невероятному (впрочем, для меня все невероятное — норма жизни) стечению обстоятельств денег у меня оставалось ровно на два билета до Мауна и на поход в туалет. После проведения всех расчетов и погрузки рюкзаков в автобус мы отправились искать большой магазин, где можно было бы оплатить покупки картой. Такой нашелся быстро. В отделе готовой еды я приобрел тушеную фасоль на обед, немного свежих овощей и пачку печенья в дорогу. Сытно, дешево и вкусно. Естественно, вернувшись в автобус, мы вновь встретили наших друзей «тарантиновцев». Дороги в Ботсване не хуже, чем в Намибии, поэтому мы вновь легко и с ветерком добрались до нужного места. В пути уже я угощал «тарантиновцев» печеньем. Увы, завязать с ними какой-то внятный диалог не получалось — они совсем не понимали по-английски. Тем не менее общее дружеское расположение у нас возникло. Не доезжая до Мауна около 50 километров, «тарантиновцы» вышли прямо в саванне. Вокруг не было даже намека на то, что где-то рядом может быть населенный пункт. Из того, что я смог понять в беседе, они планировали разбить где-то здесь лагерь и провести в нем две-три недели, а потом вернуться в Намибию. Цели этого мероприятия я не понял, но пожелал новым друзьям удачи и простился с ними. В Маун мы приехали уже после заката. Предварительно я расспросил нашу кондукторшу о том, как добраться до кемпинга «Старый мост», который мы выбрали. Оказалось, что он в 12 километрах от города и что нужно взять такси. Так и сделали. Ботсвана, вероятно, самая безопасная страна в Африке. Об этом не только пишут в путеводителях, но и говорят сами африканцы. Впрочем, я не забываю, что это Африка, не забываю, что такое чувство голода и бедность, поэтому даже по Ботсване после заката я стараюсь особо не разгуливать. На автовокзале мы поймали такси, завернули по пути к банкомату и благополучно доехали до нашего кемпинга. В следующий раз я расскажу вам о том, как впервые лицом к лицу встретился с гиппопотамами, буйволами, носорогами, а также с другими животными, которых уже видел раньше, — жирафами, антилопами и бородавочниками типа Пумбы.