Защищая виновных: адвокат Игорь Шпенков — о громких калининградских ДТП, деньгах и "визгах сетевых хомячков"

Игорь Шпенков — адвокат, который представляет интересы обвиняемых в автомобильных авариях, в том числе смертельных. Он защищает водителя, сбившего женщину с коляской в Пионерском, пьяного жениха, устроившего ДТП с двумя погибшими на Мамоновской трассе. Защитник рассказал "Клопс", почему он предпочитает быть на стороне обвиняемых и как общественное мнение мешает правосудию. О смертельных авариях и тактике ведения дела — Игорь, однажды в разговоре вы обмолвились, что предпочитаете быть на стороне обвиняемых, а не потерпевших, почему? — Я берусь за дела, которые мне интересны как профессионалу. ДТП часто имеют тяжкие последствия, но эти преступления не относятся к умышленным. Не надо искать злой умысел в том, что можно считать глупостью или ошибкой. Потерпевшие часто считают, что факт потери близкого человека требует немедленного наказания. Пока идёт следствие, делаются экспертизы, ничего особенного не происходит. Но потерпевшие хотят, чтобы преступника как можно быстрее разразил гром, учат адвоката работать, пытаются руководить процессом. Заплатив деньги, требуют немедленного результата. Мол, прошло уже три дня, а ещё никто не посажен! Или: раз дело ещё не в суде, значит, наш адвокат не работает. Вообще есть поговорка: "Первый враг адвоката — это его клиент". Это как раз о таких случаях. К тому же интересы потерпевших отстаивает государство — следователь, прокурор. Участие адвоката там необязательно. — Чем интересны дела о ДТП в Пионерском и с пьяным женихом на Мамоновском шоссе? В этих авариях погибли трое. — При внешней простоте и понятности, дела неоднозначны. Дело о ДТП на Мамоновском шоссе я комментировать не буду, чтобы это не расценили как давление на суд. Что касается дела Вадима Кулика, то суд вернул его прокурору для устранения огрехов обвинительного заключения. Это косвенно подтверждает мою позицию — там достоверно не установлены обстоятельства происшествия. — Следствие по аварии в Пионерском длилось почти полгода — что не так? И можно ли в этом случае оправдывать водителя? — Следствие сосредоточилось на установлении обстоятельств, которые изначально никто не оспаривал: сам факт ДТП, гибель женщины, то, что Кулик ехал без прав. В деле четыре тома и куча ненужных документов. Я называю это процессуальным мусором, который, по сути, не имеет значения для определения вины человека. — А что же имеет значение? — Важны экспертизы, которые установят, почему так произошло, и мог ли водитель предотвратить наезд, какой причинён вред здоровью и связан ли он с аварией. Кулик написал явку с повинной и в ней указал, что дорога была мокрая, а женщина, которая шла с погибшей, неожиданно вышла на проезжую часть. Это обстоятельство никто не исследовал. Сейчас на эти вопросы должно ответить следствие. — Легко ли сразу выбрать тактику ведения дела? — Как правило, да. До моей более чем 20-летней адвокатской практики я четыре года вёл программу "Бешеные колеса" и побывал на всех серьёзных авариях. Сразу прикидываю механизм ДТП, примерно понимаю, как развивались события, во что это может вылиться для их участников. Об отношениях с клиентами — В вашей практике случалось, что клиент был крайне недоволен и желал отомстить за проигранный процесс? — Нет. Такое бывает, когда адвокат забывает, что он адвокат. К этому могут привести чрезмерно компанейские отношения с клиентом, обещания "порешать вопросы" и золотых гор. Людей нельзя обманывать. Я не обнадёживаю и не рассказываю того, что от меня хотят слышать. В нашем деле нельзя давать гарантий. Если я согласую с клиентом позицию, и он её принимает, то мы начинаем работать. Калининград — слишком маленький город, а имя и репутацию адвокат зарабатывает годами. Но потерять их можно вмиг. — Что может поменять ход дела, обрушить вашу стратегию? — Многие клиенты почему-то не любят говорить адвокату правду. Хотя от этого напрямую зависит исход. Взялся за дело, выработал какую-то тактику, как вдруг оказывается, что всё было по-другому. Спросил как-то у клиента: "Зачем?" Он ответил: "Я подумал, что если ты будешь знать, что я виновен, то не будешь меня защищать"... Ещё я считаю, что большой вред детям, попавшим "под статью", приносят родители независимо от их возраста. Один мой подзащитный лет 35-ти насмерть сбил человека, и мама впряглась ему помогать. Она требовала докладывать ей каждый шаг, сообщал о своих действиях и решениях. Я объяснял, что такой процессуальной фигуры — "мама" — нет, а мой подзащитный — её взрослый сын. Но она требовала с ней общаться. Во время расследования мы договорились о примирении сторон и компенсации в 400 тыс. рублей. Но мама, общения с которой я избегал, нашла сыну другого адвоката. В итоге семья заплатила полмиллиона, а сын сел на полтора года. — Но можно понять людей, которые попали в такую ситуацию — это стресс, жизнь перевернулась… — Людям кажется, что раз они заплатили, то адвокат должен что-то делать. А что конкретно — не знают. Ну, смешно если я буду создавать видимость работы. Помню, мы защищали клиента, которого подозревали в совершении убийства при отягчающих обстоятельствах. Адвокаты определили позицию. И тут нам начала звонить мама подозреваемого и уверять, что её сын невиновен. Она назначала нам встречи, мы часами переливали из пустого в порожнее. Представляете, что такое дилетант говорит с профессионалом? Потратили зря уйму времени. Потом она пыталась назначать встречи в выходные. Я не выдержал и высказал всё, что об этом думаю. Она нашла другого адвоката, и тот по пять часов в день обсуждал с ней сложившуюся ситуацию… В результате парень получил около 18 лет строгача. Поэтому вывод такой: когда ложитесь на операционный стол, не надо подсказывать хирургу, что ему делать. — А с какими клиентами вы категорически отказываетесь работать? — Которые пытаются втянуть меня в эмоции и переживания, навязать своё видение ситуации, сделать свою проблему моей. Если взять ДТП, то я стараюсь полностью отключиться от личности клиента. Меня не интересует, хороший или плохой это персонаж. Меня не волнуют эмоции из серии: "Да вы же понимаете, какой это был человек!" или "Да он же наркоман конченый!" Есть потерпевший, есть виновный. Всё. Не надо вешать ярлыки. — Если говорить об уголовных преступлениях, то в каких случаях вы никогда не стали бы защищать подозреваемого? — Я принципиально не занимаюсь насильственными преступлениями против детей. Делами, связанными с оборотом тяжёлых наркотиков. К вопросу о яром осуждении Кулика в интернете — примерно в тот период, когда он совершил ДТП, задержали какого-то крупного распространителя. На счету человека десятки жизней. При этом никаких криков в соцсетях не было, и никто не желал его распять. О пьяных водителях и мнении общества — Для вас имеет значение общественное мнение? Большинство людей осудили бы вашу позицию, касательно защиты виновников ДТП… — Что такое "общественное мнение"? Визги сетевых хомячков, которые выступают в сетях под чужими именами? Мне на такое общественное мнение плевать. Закон един для всех. Если у меня есть позиция по делу, я её буду отстаивать. Те, кто стремится по каждому поводу высказать своё мнение, чаще всего лицемерят. Они с пеной у рта отстаивают свою позицию, пока вопрос не коснулся лично их. А потом, столкнувшись с такой же ситуацией, переворачиваются на 180 градусов. Один мой клиент насмерть сбил человека, и я пытался договориться с родственником погибшего о возмещении вреда. Но тот упёрся: "Он убийца!" и не хотел идти на мировую. В результате "убийца" сел на полтора года. А через год ко мне пришёл родственник погибшего: "Помогите, я сбил человека, но я не виноват!" В итоге сам стал "убийцей". — Игорь, но многие люди применяют к виновникам ДТП именно формулировку — "убийца", ведь автомобиль — источник повышенной опасности. — ДТП относятся к категории неосторожных преступлений. Водитель не желает наступления этих последствий. Есть две формы вины — преступная неосторожность и преступная небрежность. Неосторожность — человек не предполагал наступления этих последствий, хотя должен был. Небрежность — предвидел эти последствия, но по каким-то причинам надеялся их избежать. Например, сел пьяным за руль. Он прекрасно понимает, что делает. Но, в любом случае, ДТП — это техническое преступление. Состояние водителя не будет находиться в причинной связи с происшествием. В причинной связи может быть нарушение водителем конкретного пункта ПДД, например, превышение скорости. Тем не менее я нечасто берусь за пьяные ДТП. Сначала оцениваю обстоятельства. Я считаю, что случайно можно убить человека, случайно можно проскочить на красный свет, но случайно сесть за руль пьяным нельзя. — Прокомментируйте тогда ситуацию с Олегом Ефремовым. — Только ленивый по этому поводу не высказывался . Из трагедии сделали цирк и фарс. А механизм ДТП и обстоятельства пусть устанавливает следствие. Есть видео, свидетели. Ничего сложного. Статья 264 УК РФ утяжелилась — сейчас часть 4 предполагает до 12 лет лишения свободы. При определённой позиции потерпевших решить вопрос несложно. Но то, что там происходит сейчас, — это сумасшествие. О цинизме, опыте и успехе — Вы помните своё первое дело? — Да, гражданское дело. Мой товарищ выскакивал со второстепенной дороги и снёс машину, которая шла по главной. Никто не пострадал, я взялся помочь ещё не будучи адвокатом. Искренне убеждал народных заседателей в своей правоте. Много говорил, рисовал какие-то схемы, машинки катал… Сейчас я бы выгнал себя с процесса за такие выступления. Мои доводы были на уровне детского сада. Но, как ни странно, наполовину я отбил своего клиента от притязания другой стороны. — Какое дело вы считаете для себя бесспорной удачей, наиболее успешным? — Я считаю дело удачным, когда получил результат, который предполагал. Если при неправильной защите мой клиент мог получить пять лет лишения свободы, а получил полтора года условно, то я считаю это удачей. В любом случае виновник должен возместить ущерб потерпевшему, и у сторон есть возможность примириться. Если мировое соглашение достигнуто, закон даёт возможность освободить подсудимого от уголовной ответственности. Если в процессе удалось достигнуть мирового соглашения, то я считаю это высшим пилотажем. Однако пару раз в моей практике были невероятные случаи, когда, подписав мировое соглашение и получив компенсацию, пострадавший требовал, чтобы моего клиента посадили. — Вы циник по жизни? Многие вас могут упрекнуть в том, что вы не сострадаете людям, не сочувствуете… — Нужно понимать, что проблемы клиента — это не мои проблемы. Я просто помогаю людям их решать. Если бы я рыдал над каждым трупом, то утонул бы в собственных слезах. Мне есть за кого переживать и волноваться. Это не цинизм, это профессиональная жёсткость. Всё равно каждое дело откладывается в глубине подсознания, негатив накапливается, а потом выстреливает в виде проблем со здоровьем. У меня дед был очень хорошим адвокатом, а в 43 года умер от инсульта. А цинизм — это когда, пользуясь ситуацией, людей разводят на деньги. Обманывают, рассказывают, куда надо занести, кому заплатить, и врут, что ситуация решится положительно, когда перспектив нет вообще. — В каких случаях получается заключить мировое соглашение в делах о ДТП? — Грамотные адвокаты понимают, каким может быть приговор, какую примерно компенсацию могут взыскать. Виновник предлагает заплатить потерпевшему несколько больше, а тот готов согласиться с более мягким наказанием или прекратить уголовное дело. Мировое соглашение для обоих клиентов — это наилучший вариант. — Чем могут осложняться переговоры? — Общественным мнением. Есть деятели, которые не имеют отношения к делу, но непременно хотят участвовать в обсуждении, высказаться. Горлопаны кричат: "Как вы можете брать деньги?! Вы продаёте память близкого человека!" Вскоре они растворяются, а у погибшего остаётся маленький ребёнок, пожилые родители, которых надо учить, кормить, содержать. А денег-то нет. Все, кто кричал, разбежались. И вторая крайность. Пострадавший говорит — я хочу два миллиона, не меньше. Мы предлагаем 200 тысяч рублей. Суд взыскивает 130 тысяч. Кроме того, взыскать деньги не значит их получить. С исполнительным листом можно бегать годами, но если у человека официально ничего нет, то получить эти деньги будет невозможно. Поэтому нужен разумный подход. О следствии и системе правосудия — Изменилась ли судебная система с начала 2000-х? Что вас не устраивает? — Обвинительный наклон системы. У нас считается: что в суд попало, то пропало. Часто в основу обвинений ложатся неоднозначные заключения экспертов. Кроме того, следователи, прокуратура, суды работают в системе, где всё подконтрольно: при расследовании дела у участников нет индивидуальной ответственности за проделанную работу. Зачастую они даже не могут принимать самостоятельные решения. Получается, что такую личную ответственность несёт только адвокат. — Часто ли защитники жалуются на непрофессионализм следствия. Как вы оцениваете работу полиции и СК сейчас? — Задача следствия — скрупулёзно собрать доказательства вины человека и представить их суду. У нас следствие часто идёт на поводу общественного мнения. Вспомним Понтия Пилата — принимая важное решение, он первым пошёл на поводу общественного мнения. Что из этого вышло, мы знаем. Поэтому общественное мнение не должно подменять закон. — Сейчас есть коррупционная составляющая в системе правосудия? "Занести" кому-то можно? — Если вам кто-то говорит, что занесёт и решит вопрос, то это наглый развод. Когда-то это было, но сейчас не та ситуация. В 90% случаев рассказы о том, что якобы дали или надо дать следователю, судье, прокурору — это лишь прикрытие недобросовестным юристом своей безграмотной позиции. Чаще всего это приводит к результату, который в худшую сторону существенно отличается от обещанного.