Как сложилась судьба жителя Саратова, осуждённого за ДТП с участием пьяного водителя

Произошедшее недавно в Москве по вине 18-летней студентки Валерии Башкировой ДТП, в котором погибли двое детей трёх и пяти лет, вызвало в обществе широкий резонанс. Каждый год в России происходят тысячи аварий со смертельным исходом. Житель Саратова Максим Митенков, машину которого в 2016 году на большой скорости протаранил пьяный водитель, оказался в уникальной ситуации. Потеряв в ДТП близкого человека и оказавшись в больнице, он из потерпевшего превратился в обвиняемого. Несмотря на показания свидетелей, ряд экспертиз, а также мнение родителей погибшей, суд признал его виновным в ДТП и отправил на три года в колонию-поселение. В 2020 году ему удалось выйти по УДО, но добиваться правды у мужчины уже нет ни желания, ни сил. В рамках проекта «Незабытые истории» Максим Митенков рассказал RT, что ему пришлось пережить за последние годы.

— Максим, ваша история хоть и освещалась в своё время СМИ, но в основном саратовскими. Давайте напомним нашим читателям вкратце, что с вами случилось.

— Всё произошло в ночь на 6 ноября 2016 года. Мы с моей подругой Ирой Кощаковой около двух часов ночи подъехали по второстепенной дороге к проспекту 50-летия Октября. Светофор работал в аварийном режиме, поэтому вначале я пропустил водителя на белой «семёрке», а затем стал выезжать на главную.

— При таких обстоятельствах перекладывание вины на вас выглядит очень странным.

— C Загородных тоже не всё ясно. Не факт, что он был за рулём. Я думаю, машиной в момент аварии управлял другой человек.

— Почему вы так считаете?

— Мне следователи говорили, что в Daewoo не было третьего пассажира, но я сам видел, как от этой машины после столкновения убегал человек в сторону заправки. Меня переубеждали, что такого не может быть, что это неправда. Я даже стал верить, вдруг мне и правда просто показалось. Но, когда я смотрел одну из передач, где показывали, как Денис оправдывался на камеру, что мол машина его мамы, и сам он ей не управлял, меня как будто осенило. Я понял, что всё-таки тот убежавший человек, видимо, и был за рулём.

— Есть предположения, кто это мог быть?

— Я думаю, приятель его. Загородных на очной ставке сам рассказывал, что они с друзьями перед аварией сидели в кабаке, и один из них был в роли «трезвого водителя», хотя на деле он тоже выпил. Загородных в суде сам признавался, что они и виски, и пиво употребляли, но всё равно тот человек сел за руль. После аварии он сбежал, а ответственность легла на Дениса, потому что с машиной именно он связан.

— Что-то ещё указывает, что за рулём был не Загородных?

— Да. При аварии задний пассажир Daewoo сломал ногу, вылетев вперёд, а у самого Дениса, который, как я понимаю, сидел на переднем пассажирском сидении, были сильные гематомы и синяки на голове от удара о лобовое стекло. А вот третий человек смог спокойно убежать, потому что особо не пострадал. Дело в том, что в этой машине подушка безопасности была только у водителя, и она сработала. Если бы Загородных был за рулём, он бы так о стекло не стукнулся. Я на самом деле уже после выхода из колонии очень хотел с ним встретиться.

— Для чего?

— Попросить его рассказать честно, как всё было. Всё равно уже ничего не изменишь. Но мне объяснили, что это плохая идея и к нему лучше не приближаться — мало ли что с ним случится, а все грехи на меня лягут.

— В вашем деле, судя по материалам СМИ, было сразу пять автотехнических экспертиз. Редко такое встретишь.

— Самую первую сделало наше следственное управление. И она была скорее нейтральной. И там указывалось, что если бы Загородных двигался с разрешённой скоростью, он мог бы избежать столкновения. Но даже её следователи трактовали не в мою пользу. Как говорится, работа с запятыми может сильно изменить смысл любого ответа. Потом были ещё экспертизы в Пензе, Волгограде, одну делал отец Ирины, ещё одну экспертизу мы делали в Москве — все в нашу пользу. Но несмотря на то, что эксперты на нашей стороне и подтверждали выезд Загородных на «встречку», следствие всё подавало под своим углом.

— Вопрос со встречной полосой был ключевым?

— Да. Следователь мне говорил, что мои слова — это ложь, показания моих свидетелей купленные, и предлагал поверить на слово Загородных, который написал, что ехал по своей полосе.

— Как проходил судебный процесс?

— Можно сказать, что (процесса. — RT) было два. Сначала судья отправила моё дело на дополнительное расследование. Дело в том, что вызванные в суд полицейские неожиданно для обвинения дали показания в мою пользу. У судьи возникли вопросы, почему в деле одно написано, а сотрудники говорят другое. Например, один из них заявлял, что имевшуюся в деле объяснительную, якобы им написанную, он не писал и не подписывал, что там даже почерк не его.

— Ко второму суду такого уже не было?

— Таких нестыковок у них уже не было, все говорили то, что надо. Тех полицейских уже в суд не вызывали, потому что их перед этим ещё раз допросил следователь, и на этот раз никаких противоречий уже не было.

— У Загородных после аварии нашли наркотические вещества, изъятие у него свёртка сразу после ДТП даже попало на видео, но по итогам всей этой истории он отделался только лишением прав за пьяную езду. Почему его не привлекли к уголовной ответственности хотя бы за наркотики?

— Да, у него нашли «траву», но якобы там не хватило веса, чтобы его привлечь к уголовной ответственности. А люди на зоне, которые отбывают наказание за такую же «граммульку», мне потом сказали, что он за это однозначно должен был сесть. Некоторых из них даже за меньший вес привлекли. Это фантастика какая-то.

— Как я понимаю, сразу после аварии вопросов по виновнику особо и не было ни у кого. Кадры освидетельствования с места аварии, когда Загородных с трудом осознаёт, что происходит на медосвидетельствовании, очень красноречивы. В какой момент всё поменялось?

— Конечно, у меня был шок, когда всё повернулось против меня. Представьте, вы возвращаетесь домой после нескольких недель в больнице, до этого вас убеждают, что всё хорошо, мы его посадим, а тут в один момент всё встаёт с ног на голову, и начинается весь этот балаган. Нарушений было очень много, но суд не реагировал даже на очевидные факты.

— Например?

— Уже во время повторного процесса Загородных на заседании прямо сказал судье, что двигался всё-таки по встречной полосе. Ну и много всего другого интересного наговорил, но судья сделала вид, что не слышит этого.

— Вам дали три года колонии-поселения. Если посмотреть российскую судебную статистику, то она свидетельствует, что в подавляющем большинстве случаев за смертельные ДТП с одним погибшим, совершённые в трезвом виде, российские суды если и приговаривают к лишению свободы, то на практике дают не больше двух лет. Санкция данной статьи предусматривает до пяти лет, но даже три года — явление крайне редкое. Учитывая очень спорные обстоятельства в вашем случае, почему вам дали так много?

— Я думаю, потому что я не соглашался с обвинением, отказывался признавать вину. Им уже хотелось таким сроком подчеркнуть, что я обманщик и всё-таки виноват в ДТП. Хотя даже потерпевшие, родители Иры, в один голос заявляли на суде, что я не виноват, и просили меня отпустить. Я считаю, это о многом говорит.

— Они изначально были на вашей стороне?

— Нет. Сначала им следователь сказала, что виноват в аварии я, и отношение ко мне было очень враждебным. Отец Иры, ныне покойный, звонил мне, говорил, что я убил его дочь, мол, ему всё рассказали и объяснили, даже угрожал мне.

Дядя Игорь, отец Иры, сам стал расследовать аварию и тоже нашёл доказательства моей невиновности, поэтому на суде родители Иры много высказывались в мою поддержку.

— Вас осудили на три года, но вышли вы раньше?

— Да, я отсидел половину срока, полтора года, и вышел по УДО. Мог выйти и раньше, с такой статьёй отпускают и после 1/3 срока, то есть в моём случае через год, но из-за коронавируса пришлось посидеть подольше.

— Что вы имеете ввиду?

— Рассмотрение моего дела из-за него постоянно откладывали. Но был ещё момент, связанный с начальством колонии. Они со своей стороны тоже тянули — я же там работал в столовой, кормил людей, и они были заинтересованы, чтобы меня подержать подольше.

— Как устроена жизнь в колонии-поселении? Легко ли вообще по таким делам выйти по УДО?

— Всё, как и на воле, упирается в деньги. Если они есть, то можно ничего не делать, не работать, и освободишься. А если денег нет, то надо пахать по полной, чтобы у начальства колонии не было претензий и была хорошая характеристика. Если деньги есть, то будешь себя чувствовать очень хорошо, как дома. Но в целом надо вести себя в рамках, не хулиганить — если пытаться проносить алкоголь, наркотики, то это естественно всё пресекается, и из-за одного дурачка начинают страдать все.

— Какие люди попадают в колонии за ДТП? Кого вы встретили там?

— Там на самом деле самые разные люди, я бы не стал выделять какой-то типаж. Были люди и простые, и с двумя высшими образованиями. Это такая роковая ступенька в судьбе, когда ты не можешь ничего сделать. Ну, вот типичная ситуация: человек спокойно возвращался домой, ему лоб в лоб выскочила машина, летевшая с превышением, и их после столкновения выносит на полосу этого нарушителя. И тот, кто не виноват, в кого врезались, в итоге и сел.

Были и другие истории. Человек из Краснодара, выпили компанией, и его друзья поехали кататься на его машине, пока тот спал на заднем сидении. Произошло ДТП, два друга автовладельца погибли, а его посадили.

— По вашему личному ощущению, сколько осуждённых за ДТП отправили в колонию действительно справедливо?

— Большая часть всё-таки сидит по делу. Надо понимать, что любой человек, попав в такую ситуацию, как тот же Загородных, будет себя оправдывать и доказывать, что ни в чём не виноват. Один говорил, что он сбил бабушку насмерть, она, мол, вышла неожиданно из-за автобуса, и он не успел ничего сделать. Но сбил-то он её на скорости 90 км/ч и на пешеходном переходе. Тут всё очевидно.

— Когда вы вышли на свободу?

— 10 июня 2020 года.

— За несколько дней до вашего выхода на свободу произошла смертельная авария с участием Михаила Ефремова, и СМИ активно интересовались вашим мнением о том, что его ждёт в колонии. Буквально на днях в Москве произошла ещё одна страшная трагедия: студентка Валерия Башкирова на зебре совершила наезд на детей, в результате чего двое из них погибли. Что вы думаете об этой аварии?

— Если честно, мне её (Башкирову. — RT) очень жалко. В какой-то степени она сама ещё ребёнок. Если бы была пьяной, то не было бы никакой жалости, но тут просто сработала её невнимательность — она отвлеклась от дороги. Тут есть вопросы и к родителям детей, потому что они пустили их вперёд на переходе, дорога — это всегда место повышенной опасности.

Надеюсь, родители погибших всё-таки не будут требовать для неё (Башкировой. — RT) самого жёсткого наказания, потому что, сами пережив такое горе, они ещё лишат дочки и других людей. Очень надеюсь, её дело не выльется в очередной показательный процесс с показательно жёстким приговором.

— Сейчас вы за руль садитесь?

— Нет, у меня по приговору суда действует ограничение права садиться за руль, но я сейчас начал собирать документы, чтобы вернуть себе удостоверение раньше. Я очень хочу за руль, и машина действительно мне нужна. Взять ту же маму Иры, которая осталась без мужа. Её надо возить на кладбище, а оно далеко очень находится, ехать через весь город и ещё там за город немного.

— Дала ли вам тюрьма хоть что-то полезное, или время там можно считать полностью потерянным?

— Конечно, это абсолютно потерянное время. Дело это в целом длилось очень долго. За эти полтора года постарели мои родители, выросли братья, не стало некоторых родственников. Я сожалею, что не так жёстко отстаивал себя, как следовало бы. Пока ещё шло расследование, был шанс что-то изменить.

— Как сейчас протекает ваша жизнь, чем вы занимаетесь?

— Вернулся на прежнее место работы, работаю поваром в одном из кафе в Саратове. Не сказать, что я замкнулся или стал каким-то тихоней, но есть очень большое желание никак не сталкиваться с органами власти и избегать с ними любых контактов.

— Вам 27 лет. Каковы в целом ваши дальнейшие планы на жизнь?

— До аварии я был целеустремлённым, куда только ни хотел попасть. Но в данный момент мои мечты, к сожалению, серьёзно ограничены, и эту ситуацию я пока не могу никак изменить.

— Что вы имеете ввиду?

— Мне надо регулярно ходить отмечаться в УФСИН, носить справку, которую должен подписывать работодатель, и далеко не каждый согласится на это. Ведь есть люди, которые ведут свой бизнес не очень прозрачно, и далеко не каждый работодатель согласится привлекать к себе лишнее внимание, предоставляя работу человеку с таким статусом.

— Но УДО рано или поздно закончится.

— Пока я успокоился насчёт мечтаний. В данный момент хочу просто, чтобы не было никаких обременений, не надо было ходить куда-то отмечаться, чтобы вернули мне мои права, которые я не купил, как многие, а получил сам, ночами зубря правила и отучившись ездить. Поэтому хочется, чтобы всё вернулось в прежнее русло, ну а там уже судьба куда-то выведет.

— Насколько я знаю, перед аварией вы учились в институте. Не было мыслей вернуться туда?

— Я хотел вернуться, но пришлось бы заново идти на второй курс, к тому же надо было всё по новой оплачивать, и я не готов к таким расходам, тем более у меня ещё ипотека.

— Слышал, что из-за случившегося с вами несчастья косвенно пострадал и ваш брат.

— Да, он после армии собирался пойти служить в ФСБ, прошёл все испытания, подготовку, и куратор его уже ждал исхода моего дела. Если бы от меня отстали тогда, он бы пошёл туда, а так из-за моей судимости его туда не взяли.

— Прошу прощения за такой вопрос, но после всего пережитого вас в моральном плане ничего не тяготит? Не корите себя как-то внутренне за ту аварию, хотя и не считаете себя виновным в ней?

— Естественно, я об этом очень много думал, переживал, что родители Иры остались без ребёнка. Винил себя и в том плане, что зачем я вообще согласился на ту поездку, и почему в аварии я пострадал меньше, хотелось себя на это место посадить, а не её. На душе до сих остаются такие терзания, и это никуда не уйдёт.

Думаю, теперь это мой крест, и эти чувства будут меня преследовать всю жизнь. Очень бы хотелось всё изменить, сделать всё иначе, но, к сожалению, это невозможно.

— Год назад, после выхода на свободу, вы говорили, что, возможно будете пытаться бороться дальше и пытаться добиться отмены приговора. Как с этим обстоят дела?

— Мы дошли до Верховного суда РФ, там нам отказали в пересмотре дела. Были мысли подавать в ЕСПЧ, но в итоге решили оставить это дело. И так уже натыкались на адвокатов-мошенников, не хотелось опять всех этих мытарств, траты денег, нервов, времени. Люди в нашей стране, наверное, больше привыкли зарабатывать на несчастье. Во всём, что связано с юристами, силовиками добросовестных людей мало, хотя и они, конечно, есть.